В ноябре 1921-го хитом американского проката неожиданно стала экранизация английского романа, романтизирующего изнасилование.
В десятке чемпионов проката США за 1921 год первое и четвертое места занимают фильмы с Рудольфом Валентино, итальянским танцором, несколько лет снимавшимся в эпизодических ролях. В главном хите 1921-го — в «Четырех всадниках Апокалипсиса» — он появлялся на экране не так часто, но вот в «Шейхе» играл уже заглавную роль. За пять лет он снялся в девяти фильмах и умер в 1926-м из-за перитонита на почве прободной язвы желудка.
Похороны Валентино вошли в историю. Томас Мэллон в статье из «Нью-Йоркера» удачно сравнил фильмы с участием актера с трейлером к его главному выступлению в погребальной часовне в Нью-Йорке — там крупным планом его румяного лица, разукрашенного гримерами, любовались семьдесят четыре зрителя в минуту. В первый день попрощаться с Валентино пришли 50 тысяч человек. Давка у дверей была такая, что пришлось вызывать конную полицию для разгона толпы: возбужденные поклонницы предложили смазать камни мостовой мылом, чтобы лошади падали и ломали ноги.
В газетах публиковали интервью, взятое с помощью медиума у духа Валентино, и фотоколлаж, на котором в раю итальянский актер встречал итальянского певца Карузо. Первая жена Валентино, лесбиянка Джин Эккер, выгнавшая его в брачную ночь из своей спальни, написала в после смерти актера песню «Мы встретимся с тобой в конце пути». Актриса Пола Негри, любовница Валентино, потеряла сознание у его гроба. Узнав, что у фотографов не получилось сделать хороший снимок, она потеряла сознание еще раз, при более выгодном освещении. В Америке поклонницы пытались отравиться перед больницей, в которой лечили Валентино, в Лондоне девушка выпила яд перед портретом с его автографом, в парижском отеле покончил с собой лифтер на кровати, заваленной фотографиями любимого актера. Не исключено, что многое из этого — вранье или преувеличение: так, итальянские чернорубашечники, которых якобы отправил попрощаться с земляком сам Муссолини, были всего лишь нанятыми похоронным агентством артистами.
«Картинки в «Иллюстрасион»: толпа перед домом, где умер Рудольф Валентино; другой снимок: из той же толпы выносят обморочных женщин, на земле лоскуты материй, обломки зонтов и палок — следы потасовки; наконец, снимок третий, содержания разительного: с десяток детей перед портретом того же Валентино, с молитвенно сложенными руками», — так начиналась статья поэта Владислава Ходасевича «О кинематографе». Отталкиваясь от фотографий с похорон, он рассуждал о том, что кинематограф, привлекающий столько потребителей, сколько не в состоянии привлечь театр и литература вместе взятые, при этом не является искусством. Почему? Потому что настоящее искусство требует от читателя или зрителя усилий, направленных на утоление духовной жажды. У обычного же человека, которому приходится «всю неделю над мелкой поживой задыхаться, тощать и дрожать», сил на искусство уже нет и жажду свою он утоляет кинематографом, никак с подлинным творчеством не связанным. Кино — развлечение для «людей, либо еще не доросших до искусства, либо уже разложившихся, заблудившихся, потерявших свет». Этими суровыми словами завершалась статья.
Между тем восстание масс не прекращалось и людей, «не доросших до искусства», становилось все больше и больше. В последней четверти 19 века упали цены на бумагу и увеличилось количество работающих женщин: благодаря этому появилась новая прослойка читательниц. Рынок отреагировал — в беллетристике возросла доля любовных романов и детективов. Одной из книг, предназначенных для новой женской аудитории, стал «Шейх» англичанки Эдит Мод Халл. Мы представляем «эпоху джаза» по роману «Великий Гэтсби», продажи которого не превысили 30 тысяч экземпляров. А вот продажи «Шейха» в те же годы составили около полутора миллионов штук.
Главной героиней романа была недавно ставшая совершеннолетней англичанка Дайана. Родители Дайаны умерли вскоре после ее рождения, брат не слишком интересовался ее воспитанием и выросла она непохожей на женщину. Она стрижется как юноша, интересуется мужскими развлечениями и в первой же главе отказывает ухажеру, объясняя, что не стремится выйти замуж. Дайана отправляется в путешествие по алжирской пустыне и там ее похищает шейх Ахмед ибн Хассан. Он овладевает ей в первый же вечер и оставляет ее в своем лагере, намереваясь наслаждаться ее телом до тех пор, пока ему не надоест. Дайана пытается убежать, но потом понимает, что влюблена в своего похитителя. Она не может открыться ему — ведь он рассказал ей, что прогонял всех влюблявшихся в него женщин. Внезапно Дайану похищает еще один шейх — толстый и некрасивый. Ахмед понимает, что не может жить без Дайаны, спасает ее и затем пытается отослать ее из лагеря домой. Завершается всё объятиями и признаниями в любви.
В одной из серий «Аббатства Даунтон» о Валентино одобрительно отзывается кухарка, а затем в кино на «Шейха» идут лакей с горничной. Новое, массовое женское чтиво третировалось интеллектуалами прежде всего по классовому признаку. Английский критик Ливис считала, что «Шейх» — это воплощение фантазий машинисток, набор клише литературных, соединяющихся с шаблонами незатейливого сознания небогатой девушки. Корней Чуковский в России хвалил авторов массовой литературы за честность. Ведь они не притворяются частью высокой культуры, а прямо говорят: «Мы для тебя, Настя, гулящая девка! Умиляйся над нами, мечтай и рыдай, и — следующий выпуск стоит пять копеек».
Это надменное отношение к литературе для машинисток до сих пор главенствует в критике. Нельзя, наверное, избавиться от социально обусловленного представления о том, что хорошо продающаяся книга должна быть тупой, — ведь большинство потребителей из низших классов не так умны, как рассуждающие о литературе господа. Между тем, «Шейх» трудно назвать графоманским текстом: автору удаются и психологические характеристики, и описания пустыни, основной же конфликт и вовсе выглядит не самым банальным. Романтический идеал, обрисованный в романе, отличается от идеала, предлагавшегося до этого читательницам эпохи королевы Виктории.
Этот новый идеал — сильный восточный мужчина, овладевающий своей возлюбленной и подчиняющий ее волю своей, сумрачный и властный красавец, укрощающий женщину с той же необходимой жестокостью, с какой укрощают строптивого коня. Герои этого типа появились сначала в модернистской литературе, а потом перешли в литературу массовую. Вспомнить можно хотя бы «скифов» из стихотворения Александра Блока: «привыкли мы, хватая под уздцы играющих коней ретивых, ломать коням тяжелые крестцы, и усмирять рабынь строптивых». Господин и его рабыня, наездник и его лошадь — эти сравнения определяют отношения мужчины и женщины в «Шейхе».
Автор романа выступала против равенства полов и утверждала в интервью, что в доме должен быть всего один хозяин — мужчина. Она считала, что написала книгу о девушке, на время забывшей о своей природе, но потом нашедшей своего господина и превратившейся в настоящую женщину. Читать это интервью в наши дни — все равно что благочестивому католику в 19 веке читать стихи Бодлера, призывающего на помощь сатану. Благочестивой феминистке не может понравиться ни мнение Эдит Мод Халл, ни ее роман. И потому лет в исследованиях, посвященных «Шейху», давно уже утвердилось слово, о котором не вспоминали читатели 1920-х годов. Это слово — «rape», изнасилование.
В соответствии с феминистской теорией Ахмед ибн Хассан становится насильником, Дайана — жертвой стокгольмского синдрома, а у романа обнаруживается садомазохистский подтекст. Прогрессивные исследовательницы объясняют, что роман написан женщиной с искалеченным патриархатом сознанием: больное общество порождает больные фантазии. При этом мне не удалось найти объяснения того, почему книга пользовалась феноменальным успехом у женщин и породила целый поджанр любовных романов о шейхах-похитителях. В крайнем случае феминистки рассуждают о том, что массовая культура навязывает читательницам фальшивые идеалы, не соответствующие их истинным устремлениям. Слабый аргумент! — идеалы на рынке развлечений появляются разные, какие-то продаются хуже, какие-то лучше, конкуренцию никто не отменял. Факт остается в фактом: сто лет назад актуальным стал идеал властного мужчины, любовь из сферы эмоций переместилась в телесную и стала связываться с подчинением и страхом.
«Давно я не видела такого оскорбительного / расистского / мизогинистского / скучного / посредственного фильма», — так начинается самый популярный отзыв на экранизацию «Шейха» на сайте Letterboxd. Соглашусь — фильм скучноват, но если говорить о расизме и мизогинии, то очевидно, что в данном случае зрительница выкручивает на полную фемоптику и навязывает фильму те значения, которые в нем отсутствуют. То, что было дозволено литературе, не было в те годы дозволено кино: занимаются ли герои «Шейха» любовью или нет, сказать сложно — все намеки на это из сценария удалены.Так что говорить об изнасиловании смысла нет.
Темперамент героя также скорректирован. Ахмед ибн Хассан в исполнении Валентино выглядит едва ли не младше главной героини и комично смотрится в тех немногих сценах, когда он демонстрирует ей свою силу. Он беспрестанно улыбается то ли подростковой, то ли придурковатой улыбкой. Наиболее выигрышно Валентино подает себя в финальных эпизодах, когда вокруг его страдающего персонажа суетится влюбившаяся Дайана. Шейх из фильма — томный и ранимый любовник, похожий не на льва пустыни, а на ручного тигренка.
Американские психологи регулярно проводили опросы студентов, интересуясь восприятием любимых фильмов. Девушки в своих ответах часто вспоминали «Шейха»: и в их воспоминаниях нет места фантазиям о подчинении сильному восточному властелину. Напротив, они описывали героя как заботливого и нежного мужчину. Многим родители запрещали идти на фильм второй раз и им приходилось по памяти разыгрывать сцены из «Шейха» не с мальчиками, с которыми еще рано было общаться, но со своими подругами: сначала одна изображала Руди и целовала свою пленницу, потом они менялись ролями. Таким образом, шейха из фильма можно было с легкостью заменить на женщину. Именно поэтому его терпеть не могли мужчины — на смену старому стандарту мужественности пришел новый, соответствовать которому их не учили.
Герой повести советского писателя Бориса Лавренева — простой американский парень — не может позволить себе «швыряться деньгами», исполняя женские прихоти. Бескорыстно же, — размышляет он, — девушки любят «только развязных самоуверенных красавчиков в костюмах с модной картинки, с твердыми подбородками и томным взглядом Рудольфа Валентино». Это мнение разделяли многие американцы. В чикагской газете в 1925-м году рассказывалось об открытии нового общественного туалета, в котором репортер с негодованием обнаружил дозатор для розовой пудры. Более того, он увидел, как двое молодых людей насыпали пудру на свои платки, а затем нанесли ее на щеки перед зеркалом. Америка гибла: сначала во время войны стала популярной песня «Я воспитывала своего сына не для того, чтобы он стал солдатом», потом женщины начали влюбляться в жеманного, накрашенного Валентино, а вот уже и в общественных туалетах каждый желающий мог напудрить щеки.
Любопытно, что насмехавшиеся над Валентино современники не намекали на его нестандартную сексуальную ориентацию. Слухи о его гомосексуализме начинают расползаться только в шестидесятые годы. Кеннет Энгер в книге «Голливудский Вавилон» рассказывает о стальной копии фаллоса Валентино, которую тот подарил актеру Рамону Новарро. В 1968-м году Новарро позволил зайти в свою квартиру двум братьям, предложившим ему услуги сексуального характера. Они долго избивали актера, предполагая, что он держит дома большую сумму денег, но нашли только 20 долларов в кармане его халата. Энгер утверждал, что, пытая жертву, убийцы засунули Новарро в рот стальной фаллос. К сожалению, за ним эту выдумку, оскорбительную и для Новарро, и для Валентино, повторяли многие авторы. На самом деле старый актер захлебнулся своей собственной кровью, а Валентино был не из тех людей, которые могут подарить другому мужчине копию своего пениса.
Взять хотя бы ту же статью о пудре в мужском туалете. Прочитав ее, Валентино вызвал автора на дуэль. Он предложил встретиться на ринге и, решив подготовиться к бою, взял несколько уроков у своего приятеля, Джека Демпси, чемпиона мира по боксу. Журналист, беспокоившийся о снижении стандартов мужественности в современной Америке, вызов на дуэль не принял.
У нас нет ни одного свидетельства, позволяющего усомниться в гетеросексуальности Валентино. В современном мире принято верить, что существует 32 гендера, сто лет назад считалось скорее, что существует 32 варианта двух гендеров — одному из них и соответствовал тщательно ухаживавший за своим телом и за своими костюмами Валентино, любезно соглашавшийся с окружающими его женщинами и не стремившийся соответствовать образу покорителя Дикого Запада или ответственного главы большой и крепкой семьи.
В целом, история Валентино — история о непредсказуемости. Средний фильм с посредственным актером неожиданно становится хитом проката, в актера влюбляются сотни тысяч женщин из разных стран. Роман, в котором герой похищает героиню и подчиняет ее своей воле, становится бестселлером и никто при этом не считает шейха насильником, место которому — на скамье подсудимых. Не исключено, что гендерные идеалы и представления о поведении мужчин и женщин беспрестанно изменяются: и те, что пользуются популярностью в наши дни, исчезнут когда-нибудь так же, как и те, что владели умами сто лет назад.
#кино100летназад
Оставить комментарий: